В милиции мы просидели недолго, часов до 10 вечера. Они составили протоколы и отпустили. Вернулся я в Академию в 11, через полчаса после официального закрытия ворот. Но нас пустили, — бывало так, что студенты опаздывали, это было нормально, что-то вроде самоволки. Но у нас потом начались приключения...
Вл. Кирилл (Гундяев), ректор Ленинградской духовной академии, был в Финляндии на международном выезде. Его обязанности исполнял архимандрит Августин (Никитин), он был тогда старшим инспектором. Фактически, это второе лицо после ректора. И вдруг говорят, что такие-то нарушили дисциплину и их надо отчислить. Всем было понятно, что это требование уполномоченного и органов.
Уполномоченным был Г.С. Жаринов. Кгбшник, – забыл, как его звали, — сидел на первом этаже в здании Академии между кабинетами митрополита и архиепископа Кирилла. Между двумя кабинетами был ещё «первый отдел», работавший почти открыто, под большим портретом Дзержинского.
Нас вызвали, попросили написать объяснительные. Мы написали – что было, то и написали. Мы, конечно, прекрасно понимали, что всё это пошло к уполномоченному, и через уполномоченного в КГБ. Нам приписали совершение богослужения в неположенном месте. Это было нарушением законодательства, за что карали довольно-таки жёстко. К примеру, если священник выйдет за ограду храма, даже с пасхальным крестным ходом, даже если ограда не даёт возможности пройти вокруг храма, это грозило ему лишением регистрации, т.е. снятием с прихода с «волчьим билетом». И они нам приписали совершение богослужения, т.е. нарушение законодательства о культах, хотя мы никакого богослужения не совершали — только очень кратко помолились перед началом встречи и всё.
И тогда о. Августин взял ситуацию на себя. Я был вторым иподьяконом вл. Кирилла и патриаршим стипендиатом, причём учился на последнем курсе, мне оставалось несколько месяцев до окончания академии. О. Августин собрал воспитательное совещание, которое постановило нас не отчислять, а поставить три с минусом по поведению, и всё. Но когда вернулся архиеп. Кирилл, все изменилось. Митрополит Антоний (Мельников) «топал ногами» на о. Августина, потом — на вл. Кирилла, а у них с митрополитом были очень острые отношения, поэтому вл. Кирилл должен был тут же подписать приказ о нашем отчислении. Это было где-то в середине ноября, а сами события произошли в начале ноября.
После этого началась травля от кгбшников. Тут я увидел всех кгбшников, тайных и явных, всю агентуру. Это было очень интересно. Одним из тех, кто нас преследовал буквально на каждом шагу, был о. Георгий Тельпис. Вскоре, он стал инспектором ЛДА после снятия с этой должности о. Августина. О. Августина сняли за это дело, т.е. началась такая мощнейшая травля и пропаганда, что мы вообще чуть ли не английские шпионы, — ни больше, ни меньше.
Тогда же произошел еще один эпизод. Официально я еще числился ассистентом преподавателя английского языка в академии, а преподавателем был светский человек, неправославный, еврей, который оказался кгбшником. Я догадывался, что он кгбшник, но не знал точно. Как-то раз он завёл со мной разговор о том, о сём, кто Вы и что Вы, что собираетесь делать, ведь Вас исключают. Я ему отвечал всё как было и есть. А он говорит: Вы не боитесь, что Вас посадят, а ведь Вас посадят. Я говорю: нет, не боюсь. Мы долго с ним говорили, потом он открыл ящик стола и показал, что там работает диктофон. Я сразу все понял. Он просто душевно расположился ко мне.
К 30-летию изгнания из ЛДА. Часть 2: «Третий этап» и возвращение в Москву
