Большая ценность выступления Патриарха, на мой взгляд, заключалась в том, что он поднял вопрос о человеке, то есть вопрос христианской антропологии. Отторгая идею человекопоклонничества, в день Торжества Православия он говорил о том, как легко из человека сделать идола, как можно объявить критерием истины в последней инстанции любое падшее существо из человеческого рода или мнение большинства. Да, действительно, человекопоклонничество существует и всегда существовало. Увы, в большой степени это было связано и с образом Востока. Восточный сервилизм и человеколатрия, конечно, известны всем с древних времен. Восточные цари были особенно щепетильны в этом вопросе и всегда требовали к себе именно такого рабского отношения, хотя бы вовне, в своей манере, в своей видимой части.
Конечно, церковь может только отторгать человекопоклонничество. Поклоняться можно Богу. “Господу Богу твоему поклоняйся и Ему Одному служи” (Мф 4:10). Церковь признала и возможность поклонения святыне: или святыням материальным, или святыне имени Божьего, образа Креста, слова Божьего, в конце концов, святому человеку, или его останкам, или вещам, связанным лично с ним. Церковь признает такое поклонение, хотя возможность служения относит только к Самому Богу. Превращение человека в идола – опаснейшая вещь, как вообще любое идолопоклонство. И, наверное, никто не будет с этим спорить, если только человек не отрицает Самого Господа Бога. Если Бог есть, то человек должен Ему воздавать достойное поклонение и почитание, которое может быть выражено очень по-разному.
За словами Патриарха стоит еще одна проблема – проблема человекобожества, которое противостоит Церкви как Богочеловечеству. Есть Церковь (Церковь с большой буквы, а не просто церковная институция), которая может быть названа Богочеловечеством. Этот термин был введен Владимиром Соловьевым, и это очень важно. Но существует некоторая подмена. Богочеловечество может быть подменено человекобожеством, когда решающую роль в жизни, в ее становлении, развитии, продвижении вперед к Царству Небесному играет не свободное и творческое единение, синергия божественных и человеческих сил, а когда человек определяет свой путь независимо от Бога, не различает добра и зла, не знает, что такое грех и как с ним бороться.
Современное секулярное общество признает права человека сами по себе, независимо от источника, который их определяет, или признает в качестве этого источника социум, или производственные отношения, или общественную необходимость, или космические порядки, или самого человека как индивидуума, о котором и говорил Патриарх, индвидуума – то есть человека эмпирического, падшего, не святого и не претендующего на святость и общение со святыми и святым Богом. Современные люди привыкли думать о правах человека только с точки зрения своего индивидуального права, но часто не могут понять, что осуществление человеческих прав – это еще и наша ответственность, а значит, и самоограничение, право – это еще и обязанность человека, и обязанность даже в первую очередь, но только принятая на себя добровольно, из любви к Богу и человеку, к Божьему творению и к жизни, всякой жизни как дару свыше. Вот это непонимание современными людьми глубоких антропологических и богооткровенных основ приводит к тому, что расцветает эгоизм, расцветают человеческие страсти – не важно, какие они: плотские или душевные или духовные, общественные или индивидуальные – и побеждает не человек в своем призвании, носитель образа и подобия Божьего, побеждает не Бог, Который создал человека и мир и даровал им качества красоты и доброты, любви, свободы и истины, способность к познанию.
Для современного человека, обычного секулярного человека чаще всего этих вещей не существует. И тогда действительно всякая критика злоупотреблений человеческими правами воспринимается как борьба против самих прав человека. Поскольку права эти не поняты так глубоко и целостно, как это проистекает из христианской эсхатологии и антропологии, а также космологии.
Так что можно считать, что выступление Патриарха открывает путь для антропологических исследований и снова приводит нас к тем глубоким вещам, о которых давно в церкви не говорилось или почти не говорилось, но о которых на самом деле давно писали в том числе великие русские мыслители, богословы, философы. Достаточно вспомнить высказывания на эти темы Николая Александровича Бердяева, которого никто не заподозрит в сервилизме, тем более в отношении советской власти. Вот что он писал, скажем, в “Философии свободного духа”, в шестой главе, во второй части: “На ересь гуманизма церковное сознание не дало еще своего положительного ответа, не раскрыло еще всех заключенных в христианстве возможностей для разрешения религиозной проблемы человека. И нет никаких оснований отрицать, что церковное сознание раньше или позже ответит на ересь гуманизма догматическим раскрытием истинной христианской антропологии. <...> Но ответ церковного сознания на ересь гуманизма будет существенно отличаться по своему характеру от тех ответов, которые давала Церковь на прежние ереси. В церковном ответе на ересь гуманизма должна раскрыться истина о творческой природе человека”. Бердяев много сделал для того, чтобы связать христианскую антропологию с даром творчества, свободы, любви, чтобы увидеть в человеке личность, а не просто индивидуальность или некое идеальное существо. И надо из этого делать выводы. Пора уже продолжать эту работу в самой церкви, которая могла бы показать людям всего мира, что есть человек и как он может жить перед Богом не как раб, а как достойное чадо, достойный сын Его.
