Мы просто делаем то, что должны делать. Часть 4

Интервью Сергея Смирнова со священником Георгием Кочетковым по итогам полемики на сайте Богослов.ру, 21 февраля 2013 г.

01.08.2013

Рафаэль Санти. Эскиз фрески «Диспут», между 1501-1511 гг. Шантийи, музей Конде.

Часть 4

О реформах в церкви и различении духов

Сергей Смирнов: В одной из публикаций последних месяцев я прочитал, как один известный всем человек различает секты «на нюх». Надо сказать, что в этом я с ним в общем согласен, потому что действительно судить нужно по духу. Правда, про духи говорят, что они различаются скорее по вкусу, но ладно, пусть будет «на нюх». Так вот, уже совсем в последние дни Станислав Белковский, один из профессиональных пиарщиков с довольно скандальной репутацией, выступил чуть ли не со своей программой церковной реформы, в которой речь идет и о русском языке, и о катехизации, и о том, что вертикаль власти в церкви слишком сильна, что, мол, нужно сообщество приходских общин или некая федерация приходов...

Свящ. Георгий Кочетков: Даже конфедерация.

Сергей Смирнов: Ну, пусть будет конфедерация. Ведь в принципе, если у кого-то нюх не очень чуткий, то он даже может и не отличить то, что говорите Вы, и то, что говорит Белковский. Где же обнаруживаются различия между вами? Ведь на самом деле, если разобраться, то это не просто непохожие программы, это настоящие антиподы.

Свящ. Георгий Кочетков: Это правильно. Конечно, многое определяется по духу. Секта тоже очень четко определяется именно по духу. И у многих младостарцев, или псевододуховников, которых сейчас в самом деле расплодилось немало, действительно пахнет сектантством, это правда. И так же, по духу, определяются подлинные общины и братства. Скажем, сколько бы мы ни знакомились с общинами и братствами прошлого, мы их сразу же опознаем по внутренним акцентам, то есть по тому же духу. Читаем ли мы святителя Иннокентия (Тихонова), или отцов Алексия и Сергия Мечевых, или о. Сергия (Савельева), или Николая Неплюева, или епископа Макария (Опоцкого), — по духу всё совершенно идентично. Только надо уметь различать эти духи и не путать их. Беда того автора, о котором ты говоришь, в том, что в нем не оказалось этой способности различать духи. Он правильно говорит, что различать надо по духу, но он эти духи путает. Он не может отличить сектантского духа от духа общинности и братскости; духа любви Божьей от духа самоутверждения; духа свободы, дарованного свыше, от Бога, от духа своеволия. И так же люди часто не отличают дух смирения от духа сервилизма или, скажем, дух гордыни от духа личностного самостояния. А все эти вещи надо уметь различать, хотя далеко не у всех и не всегда это получается.

С Белковским — то же самое. Внешне все его тезисы как бы почти те же, что и у нас, формально почти ничего не отличается, кроме одного: мы базируемся на духе любви и доверия, как по отношению к иерархии, так и по отношению к традиции во всем ее многообразии, а Белковским совершенно очевидно руководит дух недоверия и отсутствия любви по отношению к той церкви, которая есть, несочувствия ей. У него, скорее, желание разрушать, а не созидать, желание подменить или заменить одно другим. Поэтому мы его заявления воспринимаем как, может быть, несознательную, но все-таки провокацию, направленную на разрушение церкви. Этого совершенно нет в общинно-братском движении. Мы не боремся ни с чем в церкви, мы ничего в ней не разрушаем: ни иерархию, ни иконостасы, ни церковнославянский язык. Да, есть люди, которым всё это чуждо, которые готовы это разрушить, но это совершенно противоположные установки. Мы просто показываем возможность многообразия в церкви изнутри того же духовного свидетельства пред лицом Божьим. И пусть люди свободно выбирают лучшее! Но мы не устраиваем реформаций и революций в церкви, принципиально, даже тогда, когда разные силы пытаются нас на это провоцировать. Так же как мы принципиально не уходим из церкви, даже когда нас пытаются «выдавить в раскол» (к этому призывал, например, о. Константин Буфеев в «Благодатном огне»). И эта наша исходная установка действительно очень важна. Когда я читал материалы, связанные с Белковским, они меня очень огорчили именно потому, что не очень опытный человек легко может принять его программу за нашу. Потому что внешние признаки, если перечислять их формально, действительно почти полностью совпадают. Я даже подумал, что, может быть, потому нами излишне интересуются некоторые светские структуры, что они этих вещей не различают и своих политических противников прямо отождествляют с нами. А какая-то недоброжелательность к нам и недоверие видны из постоянных тенденциозных проверок Свято-Филаретовского института, из желания как-то ущемить его интересы с разных сторон. Не помочь тому делу просвещения, которое делает институт, а помешать. Но наше братство и наши общины принципиально аполитичны. Мы считаем, что духовного служения нам более чем достаточно. У нас нет ни сил, ни возможностей, ни желания заниматься какой бы то ни было политикой. И если мы иногда и позволяем себе высказывания, скажем, в защиту новомучеников и исповедников, в защиту их опыта, в защиту их мужества перед лицом жестоких и коварных мучителей, то делаем это вне политического контекста. Хотя, конечно, мы учитываем те политические реалии, которые всегда присутствовали и присутствуют в церковной истории. Но церковная история — это отнюдь не в первую очередь история политическая. Да, понятно, что у иерархии есть еще не самая, может быть, легкая задача — представительство церкви перед политической властью. Но это тяжелый крест иерархии, от которого мы избавлены.

О вере в Церковь

Сергей Смирнов: Сегодня Вы уже не один раз говорили, да и раньше я от Вас часто слышал, о вере в Церковь. К словам о вере в Бога в церкви, можно сказать, привыкли, это слова общепринятые. А вот на вере в Церковь, хотя об этом и говорится в Символе веры, не так часто делается акцент в практической жизни, как мне кажется. Что это значит для Вас? Ведь даже по ходу нашего сегодняшнего разговора Вы уже несколько раз к этой теме обращались.

Свящ. Георгий Кочетков: Вера в Церковь — важнейшая вещь. Я считаю, что без веры в Церковь нет и полноценной веры в Бога. Еще более трудная вещь, которая еще реже встречается в православном контексте, как в богословии, так и в жизни, это вера в человека. И здесь тоже приходится утверждать с полной ответственностью, что без веры в человека нет и веры в Бога. Потому что Христос — и Бог, и Человек. Мы, веря во Христа, исповедуем свою веру и в Бога, и в Человека. И в этом смысле вера в Церковь — это та же вера в Человека, правда, не столько личностная, сколько соборная. Хотя соборность, что понятно, также базируется на принципе личностности. Ну и, конечно, на принципе коммюнотарности, на этих двух экзистенциальных свойствах или качествах.

Вера в Церковь — вещь действительно очень непростая. В истории очень часто терялась именно вера в Церковь, не проповедовалась именно вера в Церковь. О Церкви надо не просто знать, что она есть, нужно именно верить в нее. Надо знать, что кроме церкви с маленькой буквы, как внешней организации, есть Церковь с большой буквы, Церковь мистическая, единый Народ Божий, границы которого определяются Самим Богом по Его высшему Суду. И никто — ни один человек, живущий на земле, — не может со стопроцентной уверенностью сказать, что он — член Церкви, что он христианин. В это можно верить, на это можно надеяться, но не более. О себе можно сказать только, что ты член церкви с маленькой буквы, что ты входишь в такой-то приход, в такую-то общину, братство — и всё. Поэтому вера в Церковь имеет основополагающее значение. Более того, я считаю, что это один из догматов Православной церкви: вера в единую святую кафолическую и апостольскую Церковь. И эта вера должна воплощаться нами в той же мере, в какой воплощается вера во Христа, или вера в Бога и Человека, или вера в Святого Духа. Мы верим в Триединого Бога, поэтому верим в Бога Отца, и во Христа, и в Святого Духа. И так же мы верим в Церковь и в Человека. Для нас эти важнейшие измерения нашей веры очень взаимосвязаны. И поэтому совершенно не случайно многое в христианской экклезиологии и антропологии описывается тринитарными формулами или выражается в тринитарных понятиях. Не случайно и о Церкви говорится: «где двое или трое собраны во имя Мое, там и Я посреди них» (Мф 18:20). Мы уверены, что должны проявлять свою веру в Церковь даже тогда (а такое в истории случалось), когда церковь с маленькой буквы подавляет Церковь с большой, то есть Церковь мистическую; когда последняя становится почти неразличимой, почти невидимой. Мы не исповедуем двух церквей — невидимую и видимую, — как это нам иногда пытаются приписать как какую-то протестантскую теорию. Мы исповедуем, что Церковь мистическая видима там, где есть Народ Божий, принятый Самим Богом. И мы верим в то, что всегда есть люди, которых Бог принимает, даже если они немощны, даже если они «много согрешают» (Иак 3:2). Потому что и святые много согрешают, как и все люди на земле.

Вера в Церковь предполагает соборность, или кафоличность. Соборность — это такое духовное, экзистенциальное единство всех верных людей во всем мире. Духом Божьим люди объединяются в своей вере, в своей любви и в своей свободе друг с другом, и их силы при этом «резонируют», умножаясь во много раз. Это уже не просто сумма сил отдельных людей. Нет, здесь действует Дух Святой, и поэтому наша вера в Церковь реализуется именно как вера в дары Святого Духа, которые проявляют себя в Церкви личностным образом и в то же время всегда соборно. Это для нас принципиально важно. Мы стараемся укреплять веру в Церковь, а не разрушать ее. Мы всегда напоминаем себе и другим о неотъемлемости этой веры от нашей церковной жизни. Как только исчезает вера в Церковь, становится востребованной жесткая вертикаль власти, возникает недоверие между разными служителями церкви, возникает напряжение между разными служениями, разными дарами Святого Духа и церковными функциями. Начинается путаница относительно того, где дары Духа Святого, а где человеческие таланты, способности, или организационные формы, или частные интересы. Всё начинает «ползти», смешиваться, появляется та мутная вода, в которой известного рода людям легко ловить свою рыбку.

Мы считаем, что в наше время необходимо возрождение веры в Церковь. Верить в Бога в этом смысле легче, чем верить в Церковь, потому что Бог не согрешает, не творит зла, в Нем нет ничего такого, что мешало бы этой вере. А Церковь — это всегда люди, это собор всех верных, живущих и отошедших в вечную память Божью, и это принципиально важно.

Сергей Смирнов: Когда мы кому-нибудь говорим о своей вере, о своем доверии к нему, то мы ему предоставляем определенную свободу действий. Когда же мы говорим о вере в Церковь, то в этом случае кто, кому и в каких рамках предоставляет свободу?

Свящ. Георгий Кочетков: Во-первых, свободу Церкви предоставляет Бог, потому что Бог наполняет ее Своим Духом, Он ее освящает. Она действительно и единая, и святая, и соборная, и апостольская. А кроме того, свобода дается нам по молитвам святых, как живущих на земле, так и отошедших. Вот и всё. Вопрос свободы — это вопрос самой жизни Церкви, так же как и вопрос любви. Если нет любви, нет свободы, то нет и Церкви. Потому что без любви и свободы не может действовать Дух Святой, без этого нельзя прийти ни к Сыну, ни к Отцу. Поэтому вера в Церковь — это то, над чем нужно трудиться, за что можно пострадать, что требует определенных жертв. В частности, она требует умения свои индивидуалистические качества и свойства поставить на второе, если не на третье место.

О возможных альтернативах братству в церкви

Сергей Смирнов: Ну, и, пожалуй, последний вопрос. В одном из тех же критических материалов я встретил такую мысль, которая показалась мне достаточно любопытной. Она сводилась к тому, что в церкви должна быть какая-то альтернатива нашему движению. Действительно, еще Неплюев когда-то в ответ на критику писал, что их братство критикуют и, может быть, правильно критикуют, но из чего при этом исходят? «Ну, — восклицал Неплюев, — начните же скорее строить свое братство! И тогда, может быть, вы будете снисходительнее относиться к нам. А может быть, вы сделаете лучше, но во всяком случае, вы будете изнутри, а не снаружи смотреть на жизнь и устроение братства и общин». Мне кажется, что и в нашей ситуации — и с оглашением, и с устроением общин, и во многих других сферах, — если бы больше было в церкви альтернатив, то было бы только лучше.

Свящ. Георгий Кочетков: Безусловно. Я могу только мечтать о том, чтобы было не одно наше Содружество братств, а чтобы было много таких содружеств. Пусть со своими особенностями, естественно, со своими духовными попечителями, может быть, со своими какими-то проблемами… Со своим расселением по территории, со своим особенным образом, притягательным для тех или иных типов населения, или каких-то общественных классов, или страт. Да, безусловно, это было бы лучше. Всегда лучше, когда людям есть из чего выбирать. В последние годы делались разные попытки создания таких альтернатив, прежде всего, теми членами нашего братства, которые чувствовали себя в нем не очень комфортно или даже покидали его. И сейчас такие попытки делаются, в том числе теми, кто, может быть, и не покидает братства или не хочет его покидать, но чувствует, что призван создать что-то новое. Посмотрим, получится у них это или нет. Я был бы рад, если бы получилось. Но опыт многих других братств такого рода, как наше, показывает, что обычно альтернативы не возникают. В Румынии нет альтернативы Воинству Господню, в русской эмиграции нет альтернативы РСХД… Там было братство Святой Софии, были попытки создания общины о. Сергием Булгаковым, но какой-то альтернативы РСХД так и не появилось.

Я всегда готов помогать тем, кто хочет создать альтернативу нашему братству, и я совсем не думаю, что мы будем конкурентами, что мы будем друг другу мешать, даже находясь на одной территории. Я совсем не думаю, что это будет дискредитацией идеи общинно-братской жизни. Я думаю, что если бы Господь благословил создание таких альтернатив, это было бы замечательно. Другое дело, что не нужно их насаждать искусственно, потому что это тут же становится видно просто по взаимоотношениям между людьми: они становятся натянутыми, неестественными, неживыми, притянутыми за уши. И здесь есть некоторая опасность, что со стороны людей, недоброжелательно относящихся к нашему братству, возникнет желание создать альтернативу именно «в пику», именно «против». И это может быть только разрушительно. Таких людей нельзя ни держать в нашем братстве, ни считать реальными вдохновителями каких-то новых братств.
До революции и в первые годы после нее параллельно существовало много братств, и, конечно, не все из них были содружествами братств. Содружество образовалось тогда лишь при Александро-Невском братстве в Петрограде, но и это в принципе не мешало созданию каких-то альтернатив, не мешало ничьему служению. Все находили свою нишу и свое место. И скорее дружили, чем конкурировали друг со другом. Хотя надо понимать, что определенная опасность конкуренции может быть. Могут быть опасности провоцирования раскола или желания оторвать для себя кусочек «пожирнее и получше» от тех, кто уже входит в братство, чем-то их заинтересовав или так или иначе их перетянув. Такие попытки были и в нашей истории, но, слава Богу, они серьезных результатов не дали. Однако повторяю, если исключить злоупотребления, то создание настоящих альтернатив, которые, конечно, и с нами так или иначе могли бы вступить в нормальные отношения, просто поскольку мы члены одной вселенской, кафолической церкви, — создание таких альтернатив можно только приветствовать.

Сергей Смирнов: Я не один раз слышал — причем не в нашей среде, — что сама по себе катехизация, само научение, сама подготовка к церковной жизни — всё это само ставит на повестку дня вопрос об общине. Что оглашать должна церковь, церковная община, и что человека нужно приводить в конкретную общину. И если мы считаем, что катехизация возможна не только силами нашего братства, что она в принципе нужна и возможна во всей церкви, значит ли это, что вопрос об общинах будет возникать не только в связи с нашим братством, но он будет возникать в связи с жизнью всей церкви?

Свящ. Георгий Кочетков: Конечно, и слава Богу!

Недостатки и достоинства братства

Сергей Смирнов: Тогда уже самый последний вопрос. Вот, сейчас много говорят и пишут о наших недостатках. А какие, на Ваш взгляд, у наших общин и братств самые серьезные недостатки?

Свящ. Георгий Кочетков: Ну, в истории у наших общин и у братства были разные недостатки. И мы всегда старались их исправлять, как бы следить за собой. Мы этому уделяем большое внимание и на наших ежегодных соборах всего братства на Сретение и на Преображение, и на наших конференциях, и на других встречах. Мы везде стараемся утверждать, что катехизация совершается для всей церкви, а отнюдь не только для нашего братства; что, хотя братство никого не гонит, но и искусственно никого к себе не тянет…

Сергей Смирнов: Ну, а сейчас что нам нужно в первую очередь исправлять? И пока Вы думаете, я задам еще параллельный вопрос: а какие есть главные достоинства? А то недостатки без достоинств, может быть, не так легко сразу перечислить…

Свящ. Георгий Кочетков: Наши недостатки в общем понятны, если подходить практически. Мы не можем сразу знать всё, всё познать, не можем сразу все обрести высокий духовный, интеллектуальный, культурный, аскетический и прочий опыт. Понятно, что есть люди, которым трудно изучать языки, в том числе и церковнославянский. Понятно, что есть определенная расслабленность и леность. Понятно, что мы иногда слишком пассивно себя ведем; что зачастую слишком легко готовы принять и «скушать» всё подряд — всё, что нам говорят, без критического осмысления и анализа. Понятно, что мы не всех людей можем сразу занять каким-то служением или делом; что мы всегда надеемся на самого человека и на его инициативу, а иногда, может быть, ему здесь надо больше помогать. Понятно, что у нас решены не все проблемы взаимоотношений современной семьи с церковью, братством, общиной, что хотя у нас разработана хорошая педагогическая концепция, тем не менее, не всё гладко и просто получается в вопросе помощи родителям в христианском воспитании детей и в других трудных житейских вопросах. Какие еще у нас есть недостатки? Я бы сказал, что длительные гонения на братство, причем часто жестокие и крайне несправедливые, продолжающиеся на протяжении многих и многих лет, выработали некоторую привычку иногда косо, с определенным недоверием, смотреть на возможности диалога в церкви, на возможности прямого общения с иерархическими лицами…

Ну, о недостатках можно много еще что сказать. Что же касается достоинств, то здесь трудно говорить о самих себе. Прежде всего, мы верим, что миссия и катехизация, общины и братство — это некое откровение от Бога. Всё-таки это не просто что-то такое, что всегда было известно и лишь лежало где-то под спудом, а потом вдруг мы как бы проснулись и это обнаружили. Нет, всё-таки в этом — воля Божья, проявленная именно здесь и сейчас. Это именно фундаментальное откровение, вновь данное церкви для ее возрождения. И это, я думаю, самое главное. Всё остальное уже отсюда выводится. Ясно, что тот творческий потенциал, который содержится в общинно-братской жизни — а она всегда является и жизнью личностной — еще до конца не раскрыт. Но мы верим, что в общинно-братском контексте этот личностный потенциал раскрывается удобнее, лучше, полнее. Это касается и богословских исследований, да и всего остального. Возьмите, скажем, отношение к обществу… У нас явно не хватает связей с обществом, с общественными структурами. Но у нас есть к этому стремление, есть стремление найти такие формы общественного устройства, общественной жизни, которые бы больше соответствовали церковному опыту. Мы никогда не смешиваем общество, или социум, с церковью, но то, что у них есть много общего, не заметить нельзя.

Что еще положительного можно было бы найти в общинно-братской жизни? Не знаю… Может быть, ту радость и благодарность, которыми мы живем, то счастье, которым мы дышим, которое всегда ощущаем и в жизни, и в молитве. Радость от того, что мы на своем месте, что наша вера адекватно выражается в разных формах как молитвы, так и жизни. Или то ощущение внутренней свободы и любви, которые Христос дарует всей Своей Церкви и почему-то и нам, недостойным… Или то незабываемое ощущение близости, особенно когда есть по-настоящему общая молитва, общее действие, когда мы вместе решаем разные проблемы, когда есть настоящее собирание во Христе… Это непередаваемо, и это, конечно, принадлежит, я надеюсь, всей Церкви.

Сергей Смирнов: Спасибо. У меня вопросы исчерпаны.

Свящ. Георгий Кочетков: И тебе большое спасибо.

Публикации