Публикации

Версия для печати

«Для звуков сладких и молитв»

О пользе, о подведении итогов дня и о том, что такое церковность. Беседа за трапезой с Христорождественским малым братством

19.12.2012
Жан Франсуа Милле. «Вечерняя молитва», 1857 -1859 гг.

25 ноября 2012 года за ужином с членами Христорождественского малого братства речь зашла о двух важных вопросах, и братчики попросили о. Георгия поделиться своими мыслями на этот счет. На трапезе также присутствовала довольно большая группа подростков и молодежи. В результате получилась интересная беседа, с которой мы и хотим познакомить читателей.

Вопросы:

1) Как оценивать ситуации, поступки, какие-то действия с точки зрения церковности? В частности, как оценивать проповедь, церковная она или не церковная? Имеет ли право собрание (братство, община) вообще такие оценки выносить и такие вопросы обсуждать?

2) Как человеку оценивать свой прожитый день? Есть ли такая церковная практика, какие-то критерии? Как церковному, братскому человеку оценить успешность и какую-то пользу от прожитого дня?

 

О. Георгий: Я предлагаю начать с вопроса о том, как оценивать итоги прожитого дня. Мне кажется, здесь нет какого-то стандарта и каждый ищет свой способ оценки и дня, и месяца, и года, и любого другого периода, да и всей своей жизни. И это очень актуально. Я думаю, присутствующие здесь в большом числе подростки и молодежь подтвердят, что это нужно не только людям зрелым, пожилым, это нужно всем. Ведь никому не хочется жить впустую, в суете, проводя время в бессмысленной болтовне, в бессмысленной активности. Есть такие люди, которые очень любят хвастаться своей креативностью: мол, они активны, у них всё время всё движется — лицо, тело, руки, ноги, уши, глаза, — ничто не стоит на месте. И многим кажется, что это очень хорошо, что это и есть креативность. На это настроена современная музыкальная культура, в частности, рэп: всё всегда должно двигаться, как у заводной куклы. Рэперы не случайно напоминают заводные куклы, к слову говоря, часто очень симпатичные, которые извергают на вас лавину каких-то образов, слов, эмоций… Конечно, много глупого, бессмысленного, но иногда попадаются и очень талантливые вещи. И не случайно из всех направлений, которые родились десять-двадцать лет назад, как мне кажется, рэп оказался самым долговечным, самым успешным в этом смысле. Потому что людям хочется преодолеть внутреннюю бездвижность, но наполнить духом и смыслом свою жизнь не так просто, для этого не достаточно себя «завести».

Так что человеку не безразлично, как он живет, ему важно чувствовать себя включенным — включенным в жизнь, в общение, хотя современным людям и трудно различать контакты и общение. В церкви, в братстве, даже в молодежном «Круге» все знают, что контакты — это не очень хорошо, а общение — это очень хорошо. Но, как ни смешно, часто отличить одно от другого не получается. Поэтому иногда люди и не отличают то, что хорошо, от того, что плохо, и получается у них в жизни путаница, каша — и в голове, и в делах, и в словах, и в мыслях, — словом, во всём.

Так как подводить итоги дня? Вот Константин спрашивал относительно полезности: насколько полезно прошла ваша жизнь за этот день? Полезность — такая вещь, которую можно подсчитать. Поэтому сказать, больше ты принес пользы или меньше, в общем-то можно более-менее объективно: больше ты сделал добрых дел или меньше, более успешным ты был в работе, в своих делах или менее. Вот если ты сделал больше хороших дел, то можно считать, что ты принес больше пользы и с точки зрения полезности твой день прошел успешно. Беда лишь в том, что есть вещи, которые с точки зрения полезности не описываются, которые не входят в эту категорию.

Я уже как-то на проповеди здесь говорил — немножко шокировав этим наших дорогих братьев и сестер — о том, что, мол, Бог совершенно «бесполезен», имейте это в виду! Не надо искать пользы от Бога! Хотя очень многие как раз и подходят к вере и христианской жизни с точки зрения полезности. Говорят: а что тебе Бог дал?

Бог совершенно «бесполезен», имейте это в виду! Не надо искать пользы от Бога!

Переведя это на другой язык, можно сказать: а насколько Бог был для тебя полезен? Это, знаете, как таблетка или какое-нибудь специальное питание — бывает полезным, а бывает бесполезным. Или про обучение так спрашивают, в школе, в институте или где хотите. Приносит тебе это пользу или не приносит? Что тебе это дает? Что тебе дает молодежный «Круг»? Что тебе дает общение в группе подростков, жизнь в братстве, в общине, даже дома, да где угодно? Дает тебе это что-то или ничего не дает? И если ничего не дает, то часто люди говорят: ну, так это бесполезно, и тогда зачем это?

А вот выясняется, что не всё можно описать с точки зрения полезности. Ну, смешно было бы сказать: полезно тебе любить Бога или бесполезно? Или ближнего? Или Церковь? Полезно тебе жертвовать собою и своим — а это неотъемлемая характеристика любви, любой любви, и земной, и небесной — или это для тебя бесполезно? Ну, глупо, согласитесь! То же можно сказать и о других предельных вещах — о свободе личности, о самой личности, в конце концов…

Конечно, когда мы имеем дело с устроением земной жизни, мы можем и должны говорить о полезности, о пользе. И тот, кто не приносит пользы в обществе, вызывает большой вопрос. К слову говоря, в советские времена в этом была самая большая коллизия между церковью и обществом. Я помню, как мы как-то сидели в огромном актовом зале Ленинградской духовной академии и семинарии — там был митрополит, было много народу, это был праздничный день, какой-то особый акт, особое заседание, — и приходит туда государственный чиновник (партийно-государственный), который назывался уполномоченным Совета по делам религии при Совете министров СССР по Ленинградской области. Был тогда такой Жаринов, знаменитый кагэбэшник. Он только вошел и (не стесняясь никого, зная, что он здесь хозяин, что хочет, то и делает, кто ему запретит?) заявляет, глядя в зал — а там было полно молодых людей, полный зал, ведь за исключением преподавателей все присутствующие были семинаристы, академисты, то есть учащиеся, студенты… Он на них посмотрел, посмотрел и говорит: «Вот сколько тут могло бы быть слесарей, токарей!» И это был его взгляд: ну, что, мол, вы здесь сидите? От вас совершенно никакой пользы! Вы абсолютно бесполезны для общества! Вот, если бы вы были слесарями, токарями, рабочими, крестьянами, тогда бы вы были нормальными членами общества, а так вы кто? Недоросли! Бездельники! Какие-то, видите ли, богословы, которые обсуждают, сколько чертей можно поместить на конце иглы, или, например, другую «важную» проблему: человек ли женщина…

Таким было самосознание крупных советских чиновников: мол, церковь можно и потерпеть, коли она приносит доход… Церковь вообще терпели только постольку, поскольку она приносила доход, в том числе и самим этим чиновникам. В частности, церковь сдавала огромные средства в Фонд мира, во время войны собирала на танковую колонну… Или, допустим, епископ, архиерей, хотел кого-то рукоположить, скажем, человека с высшим образованием. И такой вот чиновник, уполномоченный Совета по делам религии, мог сказать ему: с точки зрения советской власти, человек с высшим образованием должен приносить пользу, то есть работать с утра до вечера. А в церкви он становится бесполезным членом общества и, следовательно, подлежащим осуждению. И поэтому уполномоченный автоматически запрещал такое рукоположение. Если ты образованный, если ты умный — иди, работай на производстве, делай ракеты или что угодно еще, но только так, чтобы от тебя была польза. А в церковь могут идти какие-нибудь уроды, калеки… И тогда архиерею ничего не оставалось делать: для того, чтобы «пробить» вопрос о рукоположении какого-нибудь своего кандидата (который не калека, не урод, а хочет быть священником — настолько с ума сошел!), приходилось приобретать, допустим, ящик коньяку и дарить уполномоченному (это в какой-нибудь отдаленной епархии, типа Латвийской, которая в советское время была одной из самых бедных). Вот за ящик коньяка можно было получить разрешение на такое переведение полезного члена общества в бесполезные, то есть в священники, в попы, или в монахи, или еще как-то, не важно. Так что полезность оказалась вещью очень опасной. Хотя в то же время мы с вами, конечно, сами против бесполезного проведения времени, против пустоты, суеты. Мы не хотим прожигать свою жизнь впустую. Мы прекрасно понимаем, что человеку отмерено на земле не так много лет...

Тут ребята предлагают прочитать одно стихотворение А. С. Пушкина, которое может послужить хорошей иллюстрацией к этому вопросу:

 

Поэт и толпа

Procul este, profani.1)

Поэт по лире вдохновенной

Рукой рассеянной бряцал.

Он пел — а хладный и надменный

Кругом народ непосвященный

Ему бессмысленно внимал.

 

И толковала чернь тупая:

«Зачем так звучно он поет?

Напрасно ухо поражая,

К какой он цели нас ведет?

О чем бренчит? чему нас учит?

Зачем сердца волнует, мучит,

Как своенравный чародей?

Как ветер, песнь его свободна,

Зато как ветер и бесплодна:

Какая польза нам от ней?»

 

Поэт.

Молчи, бессмысленный народ,

Поденщик, раб нужды, забот!

Несносен мне твой ропот дерзкий,

Ты червь земли, не сын небес;

Тебе бы пользы всё — на вес

Кумир ты ценишь Бельведерский.

Ты пользы, пользы в нем не зришь.

Но мрамор сей ведь бог!.. так что же?

Печной горшок тебе дороже:

Ты пищу в нем себе варишь.

 

Чернь.

Нет, если ты небес избранник,

Свой дар, божественный посланник,

Во благо нам употребляй:

Сердца собратьев исправляй.

Мы малодушны, мы коварны,

Бесстыдны, злы, неблагодарны;

Мы сердцем хладные скопцы,

Клеветники, рабы, глупцы;

Гнездятся клубом в нас пороки.

Ты можешь, ближнего любя,

Давать нам смелые уроки,

А мы послушаем тебя.

 

Поэт.

Подите прочь — какое дело

Поэту мирному до вас!

В разврате каменейте смело,

Не оживит вас лиры глас!

Душе противны вы, как гробы.

Для вашей глупости и злобы

Имели вы до сей поры

Бичи, темницы, топоры; —

Довольно с вас, рабов безумных!

Во градах ваших с улиц шумных

Сметают сор, — полезный труд! —

Но, позабыв свое служенье,

Алтарь и жертвоприношенье,

Жрецы ль у вас метлу берут?

Не для житейского волненья,

Не для корысти, не для битв,

Мы рождены для вдохновенья,

Для звуков сладких и молитв.

 

Да, это знаменитейшие слова Пушкина: «Мы рождены для вдохновенья, для звуков сладких и молитв». Но это только, видите, часть дела. Польза иногда нужна, если судить по сравнению с ситуацией, когда от человека даже пользы никакой нет. Но останавливаться на пользе, как видите, нельзя. И когда вы подводите итоги прожитого дня — вечером, на личной молитве, в тишине, в безмолвии, когда не надо ни перед кем что-то из себя строить, делать вид, когда только вы и Бог, — то тут, конечно, важно вспомнить эти слова Пушкина (я благодарен братьям за то, что они так вовремя вспомнили это знаменитое стихотворение). Тут нужно вспомнить о том, для чего мы рождены, каково наше призвание, и по нему судить о прожитом дне. Хотя, конечно, судить вообще опасно. Опасно судить других, но опасно судить и себя. Очень трудно судить других, потому что мы всегда необъективны, и очень трудно судить себя, потому что здесь мы тем более необъективны. Поэтому и говорится: «не судите».

Но какие-то итоги все-таки подводите, смотря по плодам и по состоянию вашего сердца. Какое оно, чем оно наполнено? В нем гнездятся всякие черви злобы, недовольства, подхалимства, жадности, глупости, разобщения, злонамеренности? Или в нем есть свет, свет благодати, и есть энергия, сила? Правда, иногда есть и то, и другое. «Поле битвы — сердца людей, — сказал Достоевский, — тут дьявол с Богом борется». Но тогда смотрите, кто побеждает. Смотрите, что меняется, какова тенденция, что к чему движется. Конечно, на это нужно какое-то время. Современный человек редко находит достаточно времени для таких размышлений в конце дня. Обычно к концу дня у него уже всё: доходил, добродил, добрел до постели, лишь бы плюхнуться и заснуть. Если заснул, уже хорошо, а то мог бы и не заснуть… То есть мы действительно живем как та самая чернь, замечательно описанная Пушкиным. (К слову говоря, если кто-то, может быть, не очень хорошо знает это стихотворение, очень советую его найти и прочитать еще раз внимательно. Вообще бесконечно жаль, что такие стихи не учат. Что нужно бы знать наизусть, так это именно такие стихи Пушкина, пророческие стихи. У него их не очень много, хотя и не одно-два-три, а больше.)

Так и подходите к оценке прожитого дня. Всё, что не получается, требует покаяния. Поэтому в конце дня, подводя итоги, как раз и принято смотреть, что не получилось или что получилось плохо, и за всё это просить у Бога прощения, то есть каяться. Чтобы следующий день был лучше. Как и следующая неделя, и следующий месяц, и следующий год жизни… Но это, как оказалось, не такой простой вопрос — еще и еще раз спасибо Косте за то, что он его задал, — не так легко на него ответить. Я сначала подумал: ну, сейчас скажу несколько слов, и всё. А потом понял: нет, не получится, хоть вроде все всё знают. А всё равно ответить быстро, двумя словами не получается.

 

***

Второй ваш вопрос касался уже не того, что возникает в сердце каждого человека, что носит ярко выраженный личный характер, а того, что рождается в людях, когда они собираются вместе. С одной стороны, нас всегда очень радует то время, которое нам удается провести вместе, а с другой стороны, нам это бывает трудно. Пока мы вместе, пока мы общаемся, всё прекрасно, замечательно. Но потом проходит два-три дня, и как-то хочется «отползти» в сторону. Мы не вмещаем такого общения: оно интенсивно, оно требует особого состояния сердца, особого настроения ума, а наша жизнь слишком противоречит этому.

св. Серафим Саровский прямо говорит, что цель христианской жизни не в том, чтобы только лишь поститься, молиться, строить храмы и т. д. и т. п.

Поэтому у вас и возник вопрос о церковности. Это вопрос очень непростой, он еще сложнее, чем ваш первый вопрос. Дело не только в том, чтобы судить о ком-то или о чем-то, церковно это или не церковно. Я вам заранее скажу: это очень трудно, бесконечно трудно — судить о церковности другого человека или поступка, пусть даже собственного. Не то что совсем нельзя, можно, но надо быть очень осторожным.

Кто-то из вас, может быть, вспомнит сейчас в связи с этим небольшую, но знаменитую работу епископа Михаила Грибановского, которая называется «В чем состоит церковность?». В какой-то момент люди начали задавать себе вопрос, что такое церковность, потому что раньше они думали, что всё просто: делай то, что тебя просят, и всё будет хорошо, и будешь церковным. Просит тебя церковь поститься — постись. И не халтурь, даже когда тебя никто не видит. Не делай исключений, постись с радостью, пусть пост для тебя будет праздником, а не лишением. Говорит тебе церковь: молись, причащайся, исповедуйся, — делай это, и всё будет хорошо. Говорит церковь: делай добрые дела, будь милосердным, подавай нищим, помогай нуждающимся, больным, старым, хромым, слепым, глухим, всяким страдающим людям, которых вокруг море, — вот и делай здесь хоть что-то, проявляй милосердие, и ты будешь церковным. Или — еще один вариант — говорит церковь тебе: помогай церкви, украшай храмы, строй их; везде, где только можно, отмечай свою жизнь молитвой, образом креста, помогай церкви укрепляться среди людей — и будешь церковным. Так люди думали очень долго и были этим довольны, пока в один прекрасный день, всё в том же XIX веке, не оказалось, что этого мало, что можно, оказывается, всё это делать и церковным не стать. Может быть, кто-то и становится церковным идя именно по этому пути, это возможно, мы этого не отрицаем, но это как-то уж очень похоже на тот же вопрос о пользе. Ты приносишь пользу нуждающимся, больным, церкви, себе, в конце концов, — вот ты и церковный. Не приносишь никакой пользы, не жертвуешь собой и своим — значит, ты не церковный.

И помните, кто первым заговорил об этом? Ну, пусть не совсем первым — были разные люди, на Западе и на Востоке, как правило, святые (почти все они канонизированы), которые тогда вдруг стали задаваться вопросом: а что такое истинное христианство? Что, истинное христианство состоит только в достижении этих целей, которые как бы делают тебя церковным, которые оцерковляют твою жизнь? В России же первым об этом заговорил св. Тихон Задонский. Он написал работу «Об истинном христианстве», которая является переработкой одного западного католического сочинения. Это почти полный перевод, с небольшими изменениями. А потом был, например, св. Серафим Саровский. Вы ведь почти все читали его очень маленькую и простую, но знаменитую «Беседу с Мотовиловым», помните? И там он как раз прямо говорит, что цель христианской жизни не в том, чтобы только лишь поститься, молиться, строить храмы и т. д. и т. п. И он предлагает альтернативу в духе древних православных мистиков, как правило, монахов, анахоретов. Он говорит: «Стяжите Духа Святого Божьего». И это цель. Вот тот, кто это делает, — тот и церковный. Потому что Дух Святой всё связывает воедино, всё объединяет, ничего не разделяя. Он разделяет только добро и зло, Он только тьму отделяет от света, а людей не разделяет. Людей, ищущих Бога, Он объединяет, всех людей.

Призыв преподобного Серафима не был услышан в его время, он был услышан значительно позже, в начале XX века. И то, к сожалению, не всеми. Вы помните, что Священный синод был категорически против канонизации преподобного Серафима. Настоял тогда лишь император. Причем сам император был отнюдь не церковным человеком. Последний русский император, Николай II, был, к сожалению, очень нецерковным человеком, и это очень печально. Но тут, надо сказать, он — правда, имея в виду некоторые свои, личные, даже индивидуальные и семейные цели и воззрения — как раз способствовал канонизации этого святого. И сейчас уже никто во всем мире не сомневается в том, что преподобный Серафим — один из величайших святых последнего времени, образ которого имеет значение для всех христиан. Даже не то что не только для русских — это понятно — и не только, скажем, для греков, но даже и не только для православных, но и для католиков, и для протестантов. Его, что интересно, все считают своим: и католики, и протестанты (особенно пятидесятники), и православные, и даже нехристиане. Скажем, теософы его считают одним из величайших учителей мира.

Так вот оказывается, что здесь есть большая проблема. Надо очень бояться выносить суд о других людях: кто церковный, а кто не церковный. Я бы очень не рекомендовал вообще такого рода суждения выносить: и отдельным людям (каждому человеку по отдельности), и общинам, и даже совету малого братства, да и самому малому братству. И даже, если хотите, и выше можно взять. Вообще все попытки такого вот точечного, индивидуального определения, кто церковный, а кто нецерковный, что церковное, а что не церковное, почти всегда обречены на провал. Здесь нужен какой-то другой модус, другой способ выражения. Ведь нужно оценить такую вещь, которую людям даже понять очень трудно, не только оценить. Нужно оценить способ выражения благодатной жизни, качество связи между человеком и Богом или человеком и человеком по критерию любви и свободы. Вот, кажется, я выразил главную идею, только не знаю, понятно ли… (Смех.)

Вот и попробуйте это оценить: насколько человек или люди — общности, общины, братства, церкви — делая то-то и то-то в своей жизни, совершая те или иные поступки, имея те или иные намерения или мысли, говоря то или иное, являются церковными или нецерковными. Если благодаря их деятельности вещи становятся на свое место, обретают свое нормальное, естественное место пред лицом Божьим, если происходит такое обожение, приобщение, приближение к Богу и друг к другу, — то можно надеяться, что всё, что к этому привело, церковно. Если же нет, то нет. Люди часто борются друг с другом во имя любви, веры, свободы, истины и уж тем более правды, справедливости и т. д. и при этом часто пользуются разделением. Хотят, чтобы огонь с неба сошел на противоположную сторону. А вот Христос в таких случаях говорит: «не знаете, какого вы духа». «Сын Человеческий пришел не губить, а спасать».

Церковность — это укрепление связей Любви в духе божественной Свободы. Иногда для этого надо сделать усилие по сближению. А иногда, наоборот, нужно расстояние между людьми увеличить. Мы привыкли делать первое и с большим подозрением относимся ко второму, что и понятно, потому что часто увеличение расстояния между людьми приводит к разрыву, а значит, к вражде, к тому дроблению, которое не от Бога. Но, повторяю, так бывает не всегда. Иногда нужно увеличить расстояние, потому что близость оказалось немножко искусственной, она не была выстрадана сердцем. Она может идти или по линии идеологической, или слишком чувственной. Знаете, как иногда бывает: люди воспылают страстью друг к другу и делают всё, чтобы сблизиться с объектом своей страсти. И плоды этого бывают не очень хорошими. И тогда, чтобы исцелить ситуацию, людям надо разойтись. В наше время, к сожалению, потребность в этом часто приводит людей к разводам, к каким-то очень тяжелым вещам, потому что они изначально сходились не по-Божески, да и не по-человечески. Так иногда бывает даже в группах, в общинах, в братствах. Поэтому иногда некоторые люди вынуждены переходить с места на место, из одной группы или общины в другую, из одного братства в другое. И к этому надо относиться очень осторожно. Само по себе это еще не говорит о том, насколько это церковно или нецерковно. Тут надо смотреть, от чего люди уходят и к чему приходят.

Вы говорите, что у вас был вопрос о качестве проповеди. Но церковность — это вопрос не только проповеди. Церковность относится ко всему. Проповедь — это только частность. Решить, церковная проповедь или не церковная, проще. Ведь что такое проповедь? Проповедь должна быть возвещением воли Божьей. И если проповедь сказана в таком духе и стиле, что она приближает всех к Богу, что она открывает истину, открывает свет, любовь, свободу, открывает людям этот благодатный путь, то это настоящая проповедь. Иногда человек не очень искусен в слове, как, например, апостол Павел о себе говорил: «Я невежда в слове, но не в познании». И это правда. Он говорил мутно, иногда так, что вообще не разберешь, «где начало того конца, которым оканчивается начало». А что уж про нас, грешных, говорить. Мы еще большие путаники, только не имеем такой «чрезвычайности откровений», вот и вся разница. А в смысле путаницы мы можем дать фору и апостолу Павлу. Поэтому о проповеди судить проще.

Вопрос: Нам немножко непонятно, когда нужно говорить «Господи, помилуй», «помоги, Господи», «спаси, Господи»?

О. Георгий: Ну, это просто. На нормальную проповедь, которая не является разрушительной, всегда говорите «аминь», даже если вы ее не поняли. (Смех.) А если она вас «царапает», если вы с ней не согласны, говорите: «спаси, Господи». А вот если она вас напрямую отводит от Бога и Божьей правды, то есть ведет вас ко греху, к неправде, тогда не говорите «спаси, Господи», а говорите «прости, Господи» любому проповеднику, пусть хоть патриарх будет проповедовать. Например, я помню, как мы говорили «спаси, Господи» и «прости, Господи» на некоторые патриаршие проповеди и в эпоху патриарха Пимена, и в эпоху патриарха Алексия II. Такого я не делал только в эпоху патриарха Алексия I, но это было давно, он умер в 1970 году. Да и я не очень-то что-то понимал тогда в церковной жизни…

Я, конечно, отвечал сейчас не только на вопрос о проповеди, потому что я вижу по вашим глазам, что вас интересуют еще какие-то вещи, может быть, не самые простые. Причем это общий интерес и для взрослых из Христорождественского братства, и для подростков, для молодежи, потому что подросткам и молодежи здесь сориентироваться еще труднее. Им хочется быстро обо всём судить-рядить. Смирения еще не хватает, мудрости не хватает, знаний не хватает, а хочется всё и сразу. Но я все-таки думаю, что эти два вопроса не случайно сегодня прозвучали, они действительно сейчас самые горячие. Поэтому я и осмелился занять у вас столько времени, отвечая на них, в надежде, что это будет для вас небесполезно.

__________

1) Прочь, непосвященные (лат.).