Кифа: Мы недавно беседовали с одной сестрой и пытались вспомнить какие-то убедительные, бесспорные исторические примеры соборности. И нельзя сказать, чтобы сильно преуспели в этом. Если не брать доконстантиновский период, который, в общем-то, «тонет в дымке неизвестности» (что там была за соборность, сказать трудно), то получаются так, отдельные примеры, которые отнюдь не собираются в какую-то полноводную реку традиции, уж в православии во всяком случае. Отсюда возникает «крамольный» вопрос: а была ли соборность в православии? (Звучит почти как: «А была ли Святая Русь»?). И следующий, вдогонку: не есть ли это только миф, концепция, пускай придуманная и святым человеком – А.С. Хомяковым, но красивая и далекая от жизни конструкция? Ведь не получилось же у славянофилов ее воплотить, хотя их взгляды были очень популярны среди интеллигенции и сами они занимали в обществе видное место.
Священник Георгий Кочетков: Мне кажется, здесь есть несколько недоразумений. Прежде всего, я бы не выделял историю православия как «особо неудачную». История всего христианского мира, как известно, была трудной, тяжелой и в каком-то смысле до сих пор не слишком удачной. И если что-то умалялось – и в православии, и в католичестве, и в протестантизме – то, конечно, умалялась в первую очередь соборность, потому что умалялась в первую очередь любовь. Ведь соборность – это плод Любви, это кафоличность в своем «вертикальном» выражении. (Не в горизонтальном, не в смысле консилиарности: «Давайте соберем побольше епископов, а лучше всех верных со всего мира, и будет у нас явление соборности». Ан нет. Может быть, а может и не быть). Соборность – это явление Духа, собирающего в Любви; собирающего со Христом, а не расточающего. Таким образом, приводить примеры явного, откровенного традиционного развития этого неизменного начала церковной жизни всегда будет трудно, потому что это не лежит на поверхности.
Вспомним: мы иногда доходили чуть ли не до уныния, глядя на то, как развивается так называемое церковное возрождение в 90-е годы, а Господь нас утешал. Чем? Тем, что посылал нам примеры живой соборности там, где мы не ожидали их видеть, где не видели, не знали прежде, даже чаще всего не слышали.
Господь нам послал сначала общину архим. Сергия (Савельева). Об отце Сергии я знал, но я прежде не читал его книг, не слышал его проповедей, не был знаком с его общиной. И вот вдруг она открылась нам как некое явление соборности. Потом какие-то важнейшие стороны соборности показывает нам киевский кружок (архим. Спиридон (Кисляков), о. Анатолий Жураковский и др.). Далее мы вдруг узнаем про опыт беседников. Нам открывается опыт русской эмиграции в прошлом и в современности, братство святой Софии, о котором мы раньше тоже ничего не знали. Мы знакомимся с «Воинством Господним», и это тоже не случайно. Открываются новые имена, новые явления. Но это происходит именно потому, что мы обратили взор к этой важнейшей стороне соборной церковной жизни. Поэтому же мы по-новому начинаем чувствовать, видеть, воспринимать, скажем, опыт преподобного Серафима Саровского и многих других наших святых. Для нас очень важно понимать, что подлинная история Церкви – это не просто история ее официальных взаимоотношений, внешнего земного устроения и торжества. Когда мы ищем подтверждения концепта церковной соборности во внешнем благоустроении церковном, это еще говорит в нас Ветхий завет. Настоящая новозаветная жизнь – это жизнь, которая приводит к духовному обновлению церкви. И соборность – главное движущее начало этого духовного обновления. На этом строится жизнь и нашего содружества, наших общин и братств, и, скажем прямо, всех наших друзей. И когда мы думаем о соборности, то в первую очередь говорим об этом, для того чтобы мы имели силы идти дальше, чтобы мы могли и сами, и вместе с другими следовать по пути Христа, по пути духовного обновления, чтобы через это открылось тысячелетнее Царство Христа, которое как раз не может заключаться во внешнем торжестве Церкви, а может заключаться только в духовном обновлении в ее лоне, внутри ее собственной жизни. Может быть, потому плохо и воспринимается нами и многими другими Апокалипсис, что мы об этом не думаем вовсе или думаем по инерции во внешних категориях. Но откровение о тысячелетнем Царстве – это близкое нам откровение. Мы должны думать о том, как возрождать народ Божий, потому что хорошо понимаем: нынешнее состояние большинства членов нашей церкви плачевно, народ Божий все еще не похож на Божий народ. И все, что этот народ делает, мало похоже на то, чем это должно быть, как и мы сами часто не похожи на тех, кем мы должны быть. Вот это как раз и есть плод умаления соборности. Возрождение Божьего народа – это обязательно возрождение соборности, которая может существовать лишь в качестве христианской общины и братства. Возрождение подлинного общения и подлинного братства в Церкви в полноте любви – вот путь возрождения соборности. Поэтому разговор об этом для нас не может быть разговором праздным или просто академическим. Это актуальнейший разговор. И мы вспоминаем здесь Хомякова с благоговением не потому, что что-то получилось или не получилось у славянофилов в русской истории в XIX веке, а потому что это было живое откровение, которое в каком-то смысле было провидческим, пророческим. И как преп. Серафиму Саровскому Господь открыл общину, так Хомякову Он открыл братскую соборность Церкви.
Соборность – явление Духа, но для нас и братство, и общины и, конечно, прежде всего сама Церковь – явление откровения Духа. Покуда Церковь приводит нас к Отцу через Христа в Духе Святом, она и есть Церковь Божья, она и есть подлинная Церковь. Если в ней что-то мешает на этом пути, значит, есть внутренние препятствия ей быть самой собою. Мы не должны унывать от того, что что-то у кого-то не получилось. Мы живем в истории и понимаем, что в этом историческом времени никогда не будет осуществлена в совершенстве, в полноте община, так же как не будет в совершенстве и полноте осуществлено христианское церковное братство. Это достояние Царства Небесного, это то, что превосходит все границы Церкви и саму Церковь как явление земное. Когда Церковь станет Царством Небесным – а сейчас она только предуказывает, предсказывает, помогает нам предвидеть жизнь этого Царства – тогда соборность раскроется как главная содержательная сторона личной жизни.
Соборность возможна только в общении, в кинонии. А общение – главный, основной плод любви. Тот, кто любит – он находится в общении. Кто не находится в общении – тот не любит. Общение может быть разной глубины (или высоты, или широты), обладать какими-то особыми внутренними качествами. Но оно должно, прежде всего, быть. Очень часто, как известно, путают общение с теми или иными контактами, функциями, формами устроения, системами, взглядами, идеологиями, передачей информации, и поэтому не видят возможности осуществить соборность в Церкви. Нам обязательно надо очистить свое око, открыть свои уши, приготовить себя – свои ноги и руки, свою голову и свое сердце – к новому откровению соборности, которое имеет все шансы хотя бы на время победить все болезни церкви, живущей еще в историческом времени.
Кифа: В теме нашей конференции слышится некоторое принципиальное противоречие: «соборность – в церкви» и «солидарность – в обществе». Но такое отчетливое разведение этих понятий имеет смысл только с точки зрения секуляризации, свободы совести и т.п., когда государство перестает пониматься как нечто священное и принцип отделения церкви от государства принимается как что-то незыблемое. Но смотреть с этих позиций на историю церкви и общества стали сравнительно недавно, и эта точка зрения все чаще оспаривается: некоторые считают, что мы живем уже в «постсекулярную» эпоху. Ведь соборность теми же славянофилами мыслилась как форма существования именно общества, от которого они не отделяли церковь, отсюда сочетание соборности, для них довольно естественное, для нас скорее странное, с монархией. С другой стороны, солидарность мыслилась как непременный признак устройства религиозной и, позднее, церковной общины еще с незапамятных времен творцов римского права, католических орденов и Реформации. Чем объясняется такое жесткое разделение «соборности» как чего-то «сакрального» и «солидарности» как чего-то «профанного» в формулировке темы конференции? Не есть ли в этом нечто искусственное?
Священник Георгий Кочетков: Вопрос очень хороший, но мне кажется, что он отчасти нагнетает ситуацию там, где этого не следует делать. Все зависит от того, как подойти к этим вещам. Можно и так, как это предложено в вопросе. Но я бы подходил к этому немного иначе. Мне кажется, что солидарность не обязательно должна противостоять соборности и принадлежать секулярному сознанию. Солидарность должна быть как бы одним из плодов соборности и кафоличности Церкви, потому что солидарность тоже рождается из взаимопонимания, которое все-таки не чуждается взаимной любви. Да, может этого не произойти, но ведь может и происходить. Когда мы привносим церковные качества во все стороны нашей жизни в миру, мы, с одной стороны, должны быть осторожны, потому что мир сей во зле лежит, но, с другой стороны мы должны стремиться к воцерковлению именно всех сторон своей жизни, в том числе и социальной, и культурной, и политической, и профессиональной, и семейной и т.д. Все формы нашей жизни имеют то или иное оправдание лишь постольку, поскольку они могут быть воцерковляемы. А воцерковление это невозможно, немыслимо без такого фундаментального свойства всякой церковности как соборность. Поэтому когда мы говорим о церковной соборности и общественной солидарности, мы как раз хотим показать их связь, а не развести их по разные стороны баррикад.
Мне кажется, что невозможно привить обществу вкус к подлинно соборному устроению общественной жизни – и в экономике, и в политике, и в частной жизни – если не будут усвоены принципы соборности, если не будет никакой общинности. К слову говоря, Хомяков и другие славянофилы непосредственно связывали соборность с общинностью и ценили традиционную, в то время еще очень патриархальную общину. Они считали, что это очень свойственно России, русской культуре, народной жизни. Сейчас вместе с попранием церковной жизни так же, конечно, попрана и соборность во всех началах устроения народной жизни. Поэтому и народ так мало видит себя в качестве народа, и часто напоминает скорее какое-то сборище, толпу, массу, все что угодно, но только не народ. И мне кажется очень важным подумать о том, как соборность Церкви (а это еще и братскость, и общинность в ней) может распространиться на общество, на весь народ, а значит и не только на членов Церкви. Насколько это будет соответствовать внутреннему пожеланию людей и современным требованиям, современным стандартам жизни? Ясно, что будут противоречия. Секулярная жизнь явно противоречит церковной жизни в ее глубине, в ее подлинных началах – именно потому, что мир лежит во зле. Как я уже не раз напоминал, князь мира сего – дьявол. И все-таки этот мир должен быть спасен, и все люди имеют реальную надежду на спасение. Это тайна – спасение мира и спасение всех людей. Но церковь должна если не прямо, то хотя бы косвенно влиять на этот процесс положительно, она должна его стимулировать. И возможность духовного обновления Церкви в ее собственном лоне не может мыслиться в антитезе секулярное – церковное. Нужно преодолевать разрыв между светским и церковным, о чем мне приходилось уже говорить прежде, на разных примерах доказывая этот тезис. Но эта задача остается актуальной, она еще не решена. Поэтому я бы в очередной раз здесь поклонился Алексею Степановичу Хомякову и единодушным с ним людям, которые хоть иногда и несколько упрощали какие-то вопросы (они ведь не могли знать всех судеб этого мира и даже своей родины), но все-таки говорили о вещах фундаментальных, главнейших и этим показывали пример всему миру – православному в первую очередь, потом общехристианскому, а потом и дальше. Наверное, на это могут откликнуться и иудаисты, и мусульмане, у них ведь тоже есть представления об общей жизни. Там есть свои противоречия, не будем сейчас об этом говорить подробно, но все таки «умма» мусульман – это мусульманская община; «синагога», хотя это и синоним такого же греческого слова «экклесия», но с небольшим нюансом, небольшим акцентом: если «экклесия» это в первую очередь общество, собрание, то «синагоги» – это в первую очередь община, седах.
Сейчас, конечно, не существует сельских общин, не существует семей-общин, кроме как в братском общинном контексте, чрезвычайно редком. Но все-таки эта потенция есть, это необходимо помнить и учитывать всем нам.
Кифа: Вы уже отчасти затрагивали эту тему, но хотелось бы попросить Вас ее подытожить. Чего Вы ждете от конференции? Какова перспектива обсуждения темы соборности и солидарности?
Священник Георгий Кочетков: Перспектива – возрождение, то духовное обновление, которое должно быть стимулом новой жизни. Ведь мы до сих пор живем даже не в Ветхом завете, а в каком-то полуязычестве, в том числе иногда и в формально понимаемых церковных границах. Как мы можем с этим мириться? С этим мириться нельзя! И поэтому, пока есть время, пока Господь нас еще терпит на земле, надо сделать все, чтобы церковь стала церковью, община стала общиной, братство стало братством и соборность была подлинной соборностью. Известно, что главный недостаток нашей церковной жизни – это отсутствие соборности, прежде всего местной соборности1 . Я надеюсь на конференции сделать небольшой доклад-размышление о том, как мы искали местную соборность, а нашли общинно-братскую экклезиологию. Думаю, что в этом ключе и надо продвигать эту проблематику, которая, безусловно, не может быть чьим-то частным, а только лишь общецерковным интересом. Вот этого я и жду от конференции – чтобы люди включились в это размышление, чтобы они в связи с этим что-то поменяли в своей жизни, чтобы они увидели, как много еще не сделано, чтобы они не почивали на лаврах, чтобы они не думали, что все это просто красивые слова, мечта или утопия. Потому что если в церкви будет подлинная соборность, вот тогда можно будет начинать говорить о возрождении, скажем, соборных начал, связанных не с кафоличностью, а с консилиарностью, имея в виду, например, соборы. Пока нет местной соборности, местной ответственности, пока общинно-братское начало крайне разрушено и умалено – более того, часто отторгается как что-то подозрительное, чуть ли не неправославное, – трудно говорить о подлинных соборах.
Надо просто возродить интерес к этим вещам во всех, кому небезразличны судьбы Церкви, христианства, судьба дела Божьего в этом мире в нашем историческом времени – в частности, в нашей стране, в нашей церкви. Мне кажется, очень стоит об этом говорить, причем говорить громко. Сейчас есть для этого хоть малая, но реальная возможность. И надо ею пользоваться, пока она есть.
Кифа: Чем еще объясняется выбор этой темы конференции именно сейчас?
Священник Георгий Кочетков: В предыдущие годы мы говорили о диалоге в церкви и обществе, о благодати возрождения, которая связана с обновлением и со свободой. И если мы хотим реализации принципа духовной свободы, если мы хотим откровения благодати, а значит, любви в Церкви и в нас самих через личностное приобщение к этому дару, то мы должны говорить о личностном и межличностном начале в Церкви. А межличностное начало – это и есть в первую очередь начало соборное. Способность собирать со Христом – это способность личности: нет личности – нет собирания, нет межличностных отношений – невозможно и личностное начало. Нам нужно каким-то образом перейти от слов к делу. Надо как бы делом, жизнью своей проверить все то, о чем мы размышляем. Без этого и размышления будут некачественные, и жизнь перестанет быть жизнью.
Хотелось бы, чтобы мы смогли предложить живой опыт возрождения общения в духе любви, соборности и братства, т.е. восстановить пневмоцентричность в церкви и человеческую личностность в контексте межличностных отношений. Это почему-то оказалось больше всего забыто. Это как бы немного «выветрилось» или превратилось в идеологию, во внешние слова без возможности действия в Церкви, т.е. в лучшем случае в идеал или в идею. Мне кажется, очень важно показать, что это может быть живой жизнью и должно быть ею. И в этом наше спасение сейчас и залог вечного спасения.
Это и то, что может еще больше сблизить христиан разных конфессий. Да, отчасти такое сближение уже произошло, прежде всего как раз на основе общинно-братских движений во всех христианских церквах. Но Господь, видимо, дает новые силы и новые возможности через возрождение местной соборности и нового понимания общины и братства, через возрождение нового народа – Христовой Церкви. Мы должны к этому как-то приближаться, и приближаться на опыте, распространяя его на все стороны христианской жизни: на богослужение, на богословие, на миссию и катехизацию, на внутреннее устроение церкви и т.д.
Церковь сейчас сильно страдает, она слишком попрана и не в состоянии явить полноту своей жизни в своих членах, в том числе и в нас, потому что мы как бы боимся самих себя, своей веры, мы боимся делать последовательные выводы из этой веры, соединять в полной мере закон жизни с законом христианской веры и законом христианской молитвы. Боимся, потому что это потребует очень существенного пересмотра всего нашего исторического наследия, очень большой открытости и смелости, очень большого доверия Богу и друг другу. А на это очень многие не готовы, более того, кто-то считает, что этого и не должно быть в Церкви. Многие исповедуют идеологию бездвижничества, придерживаются мертвой фарисейской, фундаменталистской или такой же мертвой саддукейской позиции, которую можно было бы обозначить как некое обновленчество вместо обновления. И то и другое – и фарисейство и саддукейство – в Церкви недопустимы. Господь сказал: «Бойтесь закваски фарисеев и саддукеев», и мы должны вспомнить эти слова и исполнить их.
Кифа: Какие вопросы внутри темы конференции Вам лично казалось бы особенно важным обсудить?
Священник Георгий Кочетков: Мне кажется важным вспоминать прошлое – и Хомякова, скажем, и в то же время 80-90-е годы прошлого века, чтобы, с одной стороны, понять свои ошибки, ошибки всей нашей церковной жизни, а с другой стороны – попытаться выявить новые возможности. Хотелось бы, чтобы мы могли быть благодарны тем, кто уже сказал что-то существенное на тему соборности в Церкви и вскрыл какие-то проблемы, связанные как с пониманием этого основного свойства Церкви, так и с его реализацией в жизни. Это нужно сделать обязательно. Надо снова укрепить жажду соборности в людях. Ведь сейчас если что-то и говорится о соборности (впрочем, это очень редко бывает), то говорится скорее в духе недоверия к народу Божьему, или недоверия к иерархии, или просто недоверия друг к другу, или недоверия к людям, которые приближаются к Церкви, к вере и т.д и т.д. И это умаление веры разрушает соборность.
Кифа: И создает почву для всевозможных расколов, реальных и потенциальных.
Священник Георгий Кочетков: Конечно! И провоцирует эти расколы. Поэтому надо прежде всего поставить все эти вопросы в правильном контексте. Нам удалось это сделать в области катехизации, миссии, отчасти уже, надеюсь, и в области общинной, братской жизни в Церкви. Но нужно идти дальше, нужно говорить и о соборности как явлении духа в межличностном пространстве. Очень важно, мне кажется, найти здесь соотношение собственно соборности как кафоличности Церкви – и соборности как консилиарности, или кафоличности как вселенскости. Очень важно различать эти стороны церковной жизни. Надо пытаться дать более четкие определения, надо пытаться говорить на современном языке. Нельзя говорить сейчас на языке Хомякова и даже на языке Флоровского и Лосского, Шмемана и Мейендрофа, или, скажем, Афанасьева. Нет, нам нужно говорить уже на новом языке. И, к слову говоря, как мне кажется, таким новым языком, как ни странно, может быть в большой степени язык тех людей, которые нам кажутся давно известными и иногда даже набившими оскомину – я имею в виду о. Сергия Булгакова или Н.А. Бердяева. Когда смотришь на наследие, скажем, Бердяева, то оказывается, что через всю его жизнь проходит жажда межличностного общения, той соборности, которую он очень четко идентифицировал как проблему общинно-братскую. Он Церковь воспринимал общинно-братским образом. И это потрясающе – если это видишь и понимаешь, страницы его текстов просто оживают, они становятся пророческими, так же как отдельные высказывания А.С. Хомякова, Н.П. Аксакова и, конечно, о. Сергия Булгакова.
Если нам это удастся, мы сможем по-новому открыть для себя возможность усвоения опыта новомучеников и исповедников российских. Мне кажется, без обсуждения этой проблематики их опыт будет просто закрыт для нас.
Кифа: Не кажется ли Вам, что на этой конференции по-новому будет осознан и опыт нашего собственного движения?
Священник Георгий Кочетков: Я в этом просто уверен.
Кифа: А какой плод все это может принести обществу?
Священник Георгий Кочетков: Для него, я надеюсь, это будет вдохновением. Общество больше всего грешит сейчас унынием. А для победы над унынием нужно прежде всего вдохновение, знание своего призвания, своего пути и преодоление гордыни, т.е. знание меры всему – и самому себе, и своим деяниям. Вот это то, что общество потеряло радикальным, кардинальным образом. В современном мире полетели вверх тормашками все иерархии ценностей и все приоритеты человеческой жизни. Люди полностью деморализованы и дезориентированы. Поэтому именно постановка таких вопросов, как те, что заявлены на нашей конференции – это, может быть, центральная, главная вещь на пути преодоления этих болезней.
Дай Бог, чтобы так оно и было! Дай Бог, чтобы мы были услышаны! Дай нам Бог говорить на таком языке и в такой силе Духа, чтобы это было убедительно, чтобы это было понятно, чтобы это было откровенно во всех смыслах этого слова!
1Как говорил еще сто лет назад свт. Арсений (Стадницкий): «Замечаемые ныне нестроения в церковной жизни происходят главным образом от одного источника – уклонения от лежащего в самой основе церковной жизни начала соборности, которое выражает самую суть внутренней жизни, внутреннего устроения и управления единой, святой, соборной и апостольской [Церкви]». Из «Отзывов епархиальных архиереев», 1906 г.
Вопросы подготовлены Александром Буровым
