Во имя Отца и Сына и Святого Духа!
Братья и сестры христиане!
В тех чтениях из Евангелия, которые мы сейчас слышали, обращает на себя внимание один рассказ из Евангелия от Иоанна, который есть только в нем и больше нигде не присутствует, даже косвенно. Вы знаете, что в синоптических Евангелиях по-разному описываются события, предшествовавшие распятию Христа, происходившие на Тайной – то есть таинственной и таинственной – вечери, т.е. за ужином («вечеря» в переводе на русский язык означает ужин). Евангелист Иоанн говорит об омовении ног, а синоптики говорят о таинстве благодарения и причащения. И конечно, сегодня наше внимание не могло не остановиться на этом рассказе об омовении ног.
Когда настал вечер, Иисус возлег за столом вместе с двенадцатью Своими учениками. И, по-видимому, тут же, зная, что Отец Его небесный отдал Ему в руки всё и что Он от Бога пришел и теперь к Богу уходит, – зная это, Иисус вдруг встает из-за этой ритуальной, очень важной пасхальной трапезы, снимает с себя плащ (т. е. верхнюю одежду), берет полотенце, опоясывается им, как было принято тогда делать в подобных случаях, наливает в таз воды и начинает омывать ноги ученикам и вытирать их полотенцем, которым был опоясан. Видимо, на некоторое время ученики онемели, не понимая, что происходит, ведь это было очень существенным нарушением общепринятого закона, как мы бы сейчас сказали, нарушением субординации. Младшие служат старшим, это нормально, но не старшим же служить младшим и омывать им ноги! А Иисуса Его ученики, безусловно, признавали в качестве старшего, хотя по возрасту Он и был моложе многих. Но Он был Учителем, Наставником, Он был еще и Пророком и Чудотворцем, Он был Сыном Божьим, Мессией… Что может быть больше и кто может быть больше этого? И неужели этот Мессия, призванный стать Царем всего мира, для того чтобы восстановить на земле правду, Божью справедливость и Закон, – неужели же Он может опуститься до того, чтобы мыть ноги другим, наподобие раба, слуги, делая то, что могли делать и отроки?
Первым опомнился старший среди апостолов, Симон-Петр. И он начинает протестовать, желая исправить ошибку своего Учителя и Господина, своего Господа. Он говорит Иисусу: Господи, мне Ты ног не омывай. Мол, я почитаю Тебя выше себя и поэтому не смогу стерпеть, если старший поставит себя в положение младшего. А Иисус отвечает ему странно, но крайне убедительно: что Я делаю, тебе еще неведомо, т.е. ты не понимаешь происходящего, но после узнаешь. И Петр не мог не поверить Иисусу. Сначала он еще сопротивляется – мол, не мыть Тебе ног моих, – но после того, как Иисус снова ему отвечает: если не вымою тебя, не разделишь участи Моей, – он сдается и говорит: Господи, тогда не только ноги, но и всего меня вымой – и руки, и голову, – если уж Тебе так угодно. То есть он готов был признать, что он ничего не понимает, но если когда-то он это поймет, то зачем сопротивляться? А Иисус отвечает, что всё не нужно омывать, потому что все вы, кроме одного из присутствующих, чисты, нужно только ноги обмыть. И, не томя Своих учеников, сразу, как только все занимают свои исходные места за столом, Иисус изъясняет происшедшее.
Он открывает им великую Тайну – Тайну Любви, Тайну Милосердия, Тайну, которая станет ключом к пониманию всего того, что произойдет уже совсем скоро, на Голгофе. И не только на Голгофе, но и дальше, в Воскресении и на Елеоне – на горе Вознесения. Иисус говорит ученикам: знаете ли, что Я сделал вам? Вы зовете Меня Учителем и Господом, и вы верно говорите, это Я. И если Я вымыл вам ноги, то и вы должны делать то же самое: и вы должны мыть ноги друг другу, не взирая на то, кто старший, а кто младший. Я дал вам пример, чтобы вы так же делали, как сделал Я. Раб не больше господина своего, а посланник не больше пославшего, и тем не менее, вы будете блаженны, если сделаете так, как сделал Я, если без всякого счета будете проявлять любовь ко всем, как к младшим, так и к старшим.
Удивительным образом это откровение Тайны Любви корреспондирует с описанием вкушения хлеба и вина как тела и крови Господних за той же Вечерей, ибо вкушение Тела и Крови Господних – это та же Тайна Любви. Один человек, если любит другого, входит с ним в ближайшее, теснейшее общение; он раздвигает все границы, он даже их вовсе снимает в пределе своем; он в любви своей не разбирает, кто больше, а кто меньше. И воспоминая сегодня Тайную вечерю – вечерю таинственную и таинственную, – мы вспоминаем и то, и другое. Таинственная вечеря – это Вечеря, открывшая нам единство в любви как единство приобщения Телу и Крови Господним под видом хлеба и вина. Таинственная вечеря – та же самая мистическая Вечеря – знаменуется омовением ног, когда Господь и Учитель омывает ноги Своим ученикам. Одно дополняет другое, одно держится на другом. И в нормальном случае, воспоминая эту Вечерю на евхаристии, мы должны были бы делать и то, и другое каждый раз.
Но, конечно, в истории церкви случилось так, что таинственная часть сначала возобладала, а потом постепенно и вытеснила таинственную часть воспоминания и возобновления духа и смысла последней Вечери Господа с Его учениками. Потому что таинственную часть легко было ритуализировать – сделать пышным, красивым, возвышенным таинством и обрядом. А таинственная часть как бы осталась несколько неудобной. Как это вельможи, начальники, князья церкви будут мыть кому-то ноги? В древней церкви это происходило буквально. В Константинополе, например, буквально омывали ноги двенадцати самым неказистым жителям города, наподобие нынешних бомжей. Правда, делал это уже не Константинопольский патриарх, не епископ этого города, а император. Сейчас во многих храмах этот чин не совершается вовсе, или его стали возобновлять в кафедральных соборах, там, где есть епископы. Правда, епископы, как правило, не моют ни чьих ног физически, они только кропят людей святой водой, что, конечно, тоже приятно, но это уже немножко другой образ. Это может оправдываться многолюдством, это может оправдываться разными житейскими обстоятельствами, но заменить то, что показал в Своей жизни Господь, таким образом трудно.
В истории церковь понесла определенный урон, в ней произошло серьезное расслоение на клир и мирян, причем князья церкви уже и представить себе, наверное, не могут, как это можно взять и омыть ноги – будь то священникам, будь то кому-то еще, уже не говоря про бомжей. Можно только сожалеть об этом, потому что смирения не хватает нам всем, и всё, что способствует явлению Тайны Божьей Любви, должно особо подчеркиваться в церковной жизни, в практике церкви. Наверное, нужно было бы распространить этот чин умовения ног – пусть пока и совершаемый раз в год – на все храмы нашей церкви. Даже символическое его совершение, через окропление людей, уже что-то бы изменило во внутреннем церковном самосознании. А потом, смотришь, можно было бы делать и какие-то дальнейшие шаги.
Вы ведь помните, как в истории расслоилась трапеза Господня и трапеза любви. Когда-то это была одна и та же трапеза, просто это были разные ее моменты. И она называлась и так, и так – и трапезой Господней, и трапезой любви. А потом, как и сейчас, трапезой Господней стали называть только евхаристию, а трапезой любви – агапу. Но агапу – трапезу любви – теперь ставят под подозрение. Совсем иначе на это смотрели новомученики и исповедники российские. Они часто вспоминали про трапезы любви, которые были и трапезами благодарения и причащения, трапезами Господними. Они понимали, что их бедственное положение было связано с тем, что они совершали культ – в том числе и евхаристию как таинство, – но ноги никому не омывали. Богоборческая власть заставила их смириться, и эти когда-то гордые церковные чины стали говорить: так нам и надо, мы ездили, как большие чиновники, на тройке, даже на шестерке (епископ не имел права выехать на тройке, только шесть лошадей, не меньше, должны были быть запряжены в упряжку), мы ничего не делали, у нас были слуги, а теперь мы должны делать всё сами, исполняя самую грязную, самую черную работу. И они считали, что это есть восстановление церкви, что это шаг к церковному очищению.
Так история мстит за совершенные в ней ошибки. И если мы хотим быть настоящими наследниками новомучеников и исповедников, если мы хотим уйти подальше от константиновского периода церковной истории, то нам следует подумать о том, как возродить забытую часть воспоминания последней Вечери нашего Господа, нам нужно вспомнить этот чин умовения ног. Но главное, надо вспомнить об откровении Любви как великой Божьей Тайны и, совершая евхаристию и причащаясь тела и крови Господних, нам нужно быть готовыми омыть ноги всем, потому что только такая любовь спасает. Она одновременно и любовь милосердная, нисходящая, и любовь восходящая – дерзновенная, уникальная, творческая.
Будем же, дорогие братья и сестры, помнить и, по возможности, не один только раз в год вспоминать о том, что сделал для нас Господь в Великий четверг, что Он открыл нам на Своей тайной и таинственной Вечери! Будем стараться объединять евхаристию и агапу, трапезу Господню и трапезу любви, приобщение телу и крови Христовым и омовение ног всем, в том числе и младшим. Задумаемся над тем, как это следует делать в наше время, и не замедлим с исполнением данного нам откровения!
Аминь.
