С праздником, дорогие братья и сестры!

День всех святых — это праздник Церкви, точнее тех плодов, которые Церковь способна приносить, должна приносить в этом мире. Мы переживаем сейчас эпоху, которая называется время Церкви. Еще не настало Царство Небесное, хотя оно и приблизилось. И мы понимаем, что Церковь не равна Царству Небесному. Церковь, даже когда мы воспринимаем ее как мистическое Тело Христово, даже когда воспринимаем ее как нечто высшее и лучшее, как то, в чем нет порока и лукавства, — все равно еще не Царство Небесное. Ну а наша эмпирическая церковь тем более захватывает в себя, как сеть, множество разных рыб, больших и маленьких, хороших и не очень. Судить нам трудно. Не мы должны судить, Господь — Судия. Но из зашедших в эту сеть Господь отбирает для Себя каких-то одних, а других отправляет плавать дальше в бурных волнах житейского моря.

Конечно, в Церкви есть тайна. Любовь к Церкви — великий дар Божий. Без любви к Церкви не может быть совершенной любви к Богу, так же как без исполнения заповеди о любви к ближнему невозможно исполнить заповедь о любви к Господу. Церковь учит нас любить всех. Нельзя поставить точку, когда мы говорим о любви к Церкви. На самом деле за этим призывом всегда стоит призыв любить всех. Но Церковь хорошо понимает, что научиться сразу любить всех не получится. Если не будет любви к своим по вере, к тем, кто единодушен с нами, единомыслен, то как мы полюбим тех, кто с нами не единомыслен и не единодушен.

Однако Церковь не может замкнуться только на себе и на своем. Это уже давно поняли многие христиане, готовые поправить исторические крайности христианского бытия. Крайности могут быть разные. Иногда церковь обмирщается, поддается модернизму, секуляризму — и тогда теряет что-то важное внутри себя, она перестает свидетельствовать о том, чего в этом мире нет. Самое главное сокровище Церкви в даре Духа Божьего, которого нет в мире, даже в мире вполне цивилизованном и культурном. Церкви всегда есть что сказать этому миру, даже из глубины свей немощи.

Но бывает другая крайность, когда люди так влюблены в Церковь или в свое единение со Христом, что готовы лично отождествить с Церковью себя и совсем снять с себя ответственность за мир. Такое тоже случалось с людьми не только в древности, но случается и в наше время. Так, конечно, было бы легче сохранить чистыми свои ризы. Но воли Божьей в этом нет. Господь говорит: «Не молю, чтобы Ты взял их (т. е. «учеников Моих») из мира, но чтобы сохранил их от зла» (Ин 17:15). Нам нельзя уходить из этого мира. Мы должны покинуть мир лишь в смысле его противления Богу. Но мы не можем покинуть тот мир, который мучается и стенает, оставаясь часто без Бога, без благодати, без познания Пути.

Вот церковь пытается в истории выделить тех своих членов, которые, имея благодать, принесли достойный плод, которых можно назвать святыми. В нормальном случае вся Церковь свята. И Церковь так верила и так жила довольно долгое время. Когда настала константиновская эпоха в церковной истории, так верить стало уже невозможно. И церковь стала выделять лучшие примеры. Потому что надо было «оттенить» среднюю массу, отделить от этих жемчужин, от этих перлов, которые всегда находятся в церкви — даже когда их не признают, когда их гонят, когда их попирают. Но попирают так, как попирали Христа, гонят так, как гнали Христа.

Сейчас константиновская эпоха в церковной истории кончилась. Как бы романтически мы иногда ни вздыхали по поводу такого прекрасного союза, симфонии церкви и государства, когда государство помогает церкви, а церковь поддерживает всё общество, культуру, все нравственные устои государства, — мы можем вздыхать сколько угодно, но константиновская эпоха в церковной истории завершилась. Поэтому и старая система канонизации уже не работает. Она обрела явные политизированные черты. Сейчас официальные канонизации в православной и в католической церкви совершенно явно носят в себе эту секулярную прививку. Почему? Только потому, что наступило другое время, и старые методы организации церковной жизни уже не работают. И надо идти вперед. Вернуться к раннехристианским временам нельзя — разве что к тому духу, которым жила церковь с апостольских времен, но этот дух был в церкви всегда, он никогда ее не покидал.

Надо только понять, что сейчас церковь опираться на секулярные силы не может, если хочет быть сама собой. Поэтому странно звучит, когда приедешь, скажем, в Армению и услышишь на каждом углу, что, мол, наша страна и наш народ первыми приняли христианство как государственную религию, а потом уж Римская империя, Западная и Восточная. Тут приходится думать: а что, разве это хорошо? А нужно ли этим хвастаться? Наверное, нет. И нам бы тоже стоило поскромнее высказываться о благочестивейших царях, императорах, потому что эта симфония исторически себя не очень-то оправдала, а сейчас просто невозможна. Не надо даже стремиться к восстановлению, к возрождению того времени, ушедшего в прошлое.

Кто для нас сейчас «все святые»? Это большой вопрос. Если мы только оглядываемся назад, то мы еще не исповедуем святости Церкви, этого мало. Потому что Церковь не призвана оглядываться назад. Она должна помнить прошлое, у нее должна быть самая хорошая в мире память, потому что она знает тайну вечной памяти Божьей. Но она не должна «оглядываться назад, взявшись за плуг». Так говорит Господь. Поэтому просто сказать, что всякий крещеный человек, вошедший в общину верных, — уже святой, нам не позволяет исторический опыт, наша трезвенность, наша совесть. Но сказать, что Церковь настолько оскудела духом, что святых просто нет, тоже невозможно. Значит, нужно найти что-то другое, нужно искать какие-то критерии качества жизни во Христе, чтобы, как говорили наши великие новомученики и исповедники в XX веке, церковь «внешняя», «народная» не отождествлялась с Церковью Божьей с большой буквы.

Наши святые иногда даже очень резко противопоставляли одно другому. Может быть, потому, что у них был большой опыт: они видели, как легко члены такой «народной церкви» предают веру, предают Христа из-за страха, из-за материальных выгод, из-за тех или иных претензий на лучшее существование, чем у них было в советское время. Оказывается, что этот вопрос связан с огромным числом других сложнейших вопросов церковной жизни, включая, скажем, вопрос о том, кто должен составлять церковный собор, или кто должен выбирать своих старших, свою регулярную иерархию — епископов, пресвитеров, дьяконов и т. д.

Наш великий Московский собор 1917-1918 года разбирал эти вопросы. И многие люди имели возможность высказываться по ним еще с самого начала XX века. Достаточно сейчас вспомнить хотя бы мнение Николая Николаевича Неплюева, основателя и руководителя, блюстителя Крестовоздвиженского трудового братства, чью молитву о любви и братстве мы сейчас читали после сугубой ектеньи. У него есть специальная работа, посвященная этому вопросу, написанная в первом десятилетии XX века. В ней он говорит о том, что как раз нельзя доверить церковные решения и тем более выборы иерархии просто всем прихожанам или просто одним епископам. Он был, конечно, за полноценный собор, за то, чтобы на соборе присутствовали и решали вопросы и епископы, и пресвитеры, и монахи, и миряне.

Замечательный русский экклезиолог конца XIX – начала XX века Николай Петрович Аксаков занимался этим вопросом и доказал, что нельзя считать незыблемым преданием церкви участие в соборах только епископов, что начиная с Апостольского собора, описанного в книге Деяний, в соборах участвовали и другие члены церкви. Так вот, если нельзя только епископам решать все церковные вопросы (потому что они тоже нередко решают их, имея в виду скорее свои интересы, чем волю Божью), и нельзя к решению этих вопросов привлечь всех тех, кто наполняет храмы, то Неплюев предложил привлечь к этому людей, которые посвятили свою жизнь Богу, — наряду с клиром и монашеством, членов братств и общин. Дальнейший опыт после революции 1917 года показал, что он был тысячу раз прав. Самыми стойкими, самыми верными членами церкви оказались члены братств и общин, которых в начале XX века в России уже было много, и святой патриарх Тихон в 1918 году призвал создавать в церкви как можно больше таких союзов. Через них церковь как бы перестраивается, перегруппировывается, она не развоплощается, но и не держится только за феномены этого мира, существующие в обществе, в государстве и т. д.

Вот, может быть, в этом ключе и решится в церкви вопрос о святых в ней. Те, кто напоены Духом Божьим, кого Бог признал своими, те и святы. А те, кто лишь призывает на помощь Господа, но сам еще не готов Богу послужить жизнью своей, сердцем своим, те, наверное, будут только на подступах, как бы в притворе, в котором когда-то стояли оглашаемые. Ведь для чего притвор в церкви? Для оглашаемых. Вам будет очень радостно, если вы узнаете, что в древних храмах этот притвор составлял примерно половину храмового пространства. Это не то что сейчас — маленький проходик на пути в храм. Съездите в Крым, в Херсонес и посмотрите, как в этом древнем античном городе строились христианские храмы. Можно и в другие места съездить, например, в Рим, но это немножко подальше.

Таким образом, дорогие братья и сестры, праздник всех святых для нас — некоторая проблема, маленькая задача, загадка, которую надо еще разрешить. Мы не можем просто взять святцы и сказать: «Вот наши “все святые”, плюс есть некоторые, которых мы не знаем, но, наверное, Бог знает». И на этом поставить точку. Нет, так нельзя.

Конечно, церкви надо быть очень живой и очень мобильной. Она больше не может плестись в хвосте мировой истории и культуры, что мы до сих пор видим. Это касается не только православной церкви, но, увы, и ее тоже. Все христианство на сегодняшний день не впереди, не показывает пример человечеству, а, хотя и раскидывает сети широко, но часто, к сожалению, сзади косяка. Результат вам понятен. Надо раскидывать сети еще шире, но при этом плыть впереди. Христос — большая Рыба, Он впереди всех, как говорил Тертуллиан. Мы — маленькие рыбки. Но мы должны плыть прямо за Христом, а не за миром сим. Пусть этот мир смотрит, как надо жить — не по нашим призывам и проповедям, не по нашим умным книжкам, а по тому притяжению Духа, который он должен почувствовать в нас.

Вот у нас два дня шёл семинар с нашими замечательными братьями из Румынии, из Сибиу, из Трансильвании. Некоторые из них сегодня присутствуют здесь на богослужении. И мы как раз говорили о серьезных проблемах современной жизни церкви. Не для того чтобы кого-то ругать, не для того чтобы кого-то дискредитировать, — наоборот, чтобы снять эту пену, которая нахлынула на церковь как со стороны тех, кто ругается на церковь и на Христа из мира сего, так и со стороны тех, кто затемняет присутствие Христа в церкви, внутри самой церкви. Этот разговор был очень интенсивным, и, на наш взгляд, очень полезным. Нам было очень интересно услышать наших румынских коллег — отцов и братьев. Нам кажется, что и исходя из нашего опыта нам было что сказать. И думаю, что мы сказали еще далеко не всё из того, что можно было бы сейчас всерьез говорить на эти темы. Какие-то вещи, может быть, еще не открылись, вероятно, о них еще рано говорить. Не знаю, Бог знает. Надо быть очень осторожными, когда поднимаются трудные вопросы духовной жизни, церковной жизни. Но молчать мы не имеем права. Не только иерархия, не только синоды, соборы или официальные церковные учреждения должны иметь возможность высказываться по этим вопросам — думать об этом, а значит, иметь возможность обсуждать эти вопросы, должен каждый христианин.

К этому призывает нас сейчас в России и патриарх Кирилл. Он даже говорит: пусть священники побольше собираются между собой, без всяких отдельных благословений, без каких-то отдельных процедур. И говорит о том, что надо обсуждать проблемы христианских общин. Важно это? Наверное, очень важно. Надо обсуждать проблемы просвещения, катехизации, миссии. Мы очень рады такому повороту событий в нашей церкви. Это как раз то, о чем мы пытаемся говорить уже целых четверть века. Но раньше нас не слышали, совсем не слышали. И в чем нас только не обвиняли и не подозревали! А вот сейчас перестают обвинять и подозревать. Это не значит, что все всё слышат. Но, может быть, наступают благоприятные времена для того, чтобы наша церковь перестала быть лишь замыкающей.

Дух Святой не может плестись в хвосте, и Церковь Христова для того и насаждена в мире, чтобы быть солью мира, светом мира. И поэтому сегодняшний день, можно сказать, — это наш с вами день. Это день всей церкви, это день всех церквей, которые верны Христу, и, как мы теперь уверены, и Румынской церкви. Это наш день, потому что он показывает нам вектор движения. Это лучше, чем именины. И дай Бог, дорогие братья и сестры, чтобы наше празднование приносило духовные плоды, плоды Духа — прежде всего в нас самих, потому что в таких случаях всегда надо начинать с себя, а потом, насколько хватит наших сил, — и вокруг, и везде, потому что мы не можем замыкать дары Духа только в себе, иначе мы их потеряем!

Дай же Бог, чтобы в церкви было как можно больше людей, водимых Духом Святым! Дай Бог, чтобы Христос был нашим наставником и учителем, и единственным отцом нам был Отец Небесный! Дай Бог, чтобы мы не теряли времени, не теряли впустую сил и средств, потому что время близко, его мало. Насколько мало, знает один Господь. Но то, что его мало, мы знаем точно. Не будем же бояться никаких препятствий, не будем бояться непонимания, не будем бояться суеверий, распространенных и вне церкви, и даже в церкви. Не будем бояться инерции и в молитве, и в нашей вере, и в основах нашей жизни. Не может быть таких форм на земле, которые не могли бы быть претворены, перетворены Духом Божьим снова и снова, еще и еще. В этом смысл истории человечества. И будем верить в эту действенность нашей веры, молитвы и жизни. Это не наша заслуга, это Божий дар. И пусть каждый из нас из глубины сердца возблагодарит за это Господа!

Аминь.