Я познакомился с книгами Бердяева случайно в середине 70-х годов. И мне попалась сразу одна из самых выдающихся его книг, которая называлась «Slavery and freedom» – «О рабстве и свободе человека» в русском варианте. И это было совершенно ошеломляющее впечатление, потому что казалось, что самое сокровенное, самое тайное, самое глубокое и внутреннее, о чём только я смел думать, никому, может быть, даже не решаясь признаться в своих мыслях, я находил в его книгах. И было впечатление, что это какое-то «дежавю», как будто бы вот это внутренне знал с рождения, может быть, даже до своего рождения, как будто это было, есть и будет всегда.

Это как некая глубочайшая истина, которая покрывает собою всю человеческую историю, весь мир. Я много лет интересовался философией, богословием, историей, культурой, разными религиями, но ни один автор, – за исключением, может быть, новозаветных: евангелиста Иоанна и апостола Павла, – ни один из них, мне кажется, не может быть поставлен рядом с Бердяевым. Вообще я считаю, что Николай Александрович Бердяев может быть спокойно поставлен на второе место после апостола Павла по революционности, глубине, смелости, свободе мысли, духа, жизни – всего того, о чём обычно так трудно говорить. И вот я проверял себя, — после того, как узнал эти вещи, понял, почувствовал, — я потом проверял себя по Бердяеву. При этом я по характеру человек, который не склонен соглашаться легко и просто с кем бы то ни было вообще. И я совсем, – даже при таком понимании значения Бердяева – совсем не хотел с ним соглашаться только потому, что он Бердяев. И каждый раз, читая очередную его книгу или статью – а я искал всё, что мог найти, вообще всё, — мне хотелось прочитать его, как говорится, от «а» до «я». Таких людей было несколько в моей жизни, но он, наверное, среди них стоит на первом месте.

Бердяев учил именно вещам, которые относятся как к отдельному человеку, к личности, так и к общению людей. Творчество, общение, личность, личностность, а также духовные болезни, экстериоризации, объективации духа, которыми заражены все современные люди, – вот он эти вещи описал так, что уже не хочется возвращаться назад. Мир до Бердяева и после Бердяева – это разные миры. Как ни странно, мы, как это, к сожалению, нередко бывает в России, абсолютно не знаем своего наследия. А если даже что-то и знаем, то не умеем его правильно оценить. Мы готовы им поделиться, но для того, чтобы делиться, надо сначала его оценить, надо понять, что это будет интересно и важно другому человеку. Именно Бердяев научил меня – хотя у него нет таких слов и призывов напрямую – давать авансы любви и доверия каждому человеку, которого я перед собой вижу в жизни. Мне это очень помогает не только на исповедях, но вообще каждый день, потому что это то, что не может делаться принуждённо или по программе, по какой-то идее или идеологии, или в силу притяжения какого-то идеала.

Я всем рекомендую, когда-нибудь хотя бы в жизни, прочитать что-нибудь из больших серьёзных произведений Николая Александровича. Его нелегко читать. Его текст очень афористичный, там каждая фраза — это афоризм. Он очень тезисный, очень концентрированный, очень сжатый. При этом очень горячий. Я действительно почитаю его своим учителем в самом глубоком духовном смысле. И считаю, что пока наша церковь не освоит этот трудный, отнюдь не для детей созданный, данный нам Богом духовный материал, пока мы не пройдём всех тех искушений, которые связаны со знакомством с большими трудами Бердяева, до тех пор церковь вряд ли сможет восстановить полноту своей духовной жизни.